Ятрышники[1] составляют один из родов семейства орхидных и насчитывают более двадцати видов. С точки зрения современной медицины, препараты из ятрышника “обладают обволакивающим, вяжущим, противовоспалительным” действием; они полезны при желудочно-кишечных заболеваниях, а также “при заболеваниях верхних дыхательных путей и воспалительных процессах в полости рта и глотки” (Валягина-Малютина 1996: 71-72). Однако в этих целях народная медицина его использовала нечасто. Так, есть сведения об использовании в Вологодской губ. от поноса ятрышника пятнистого Orchis maculata L., но им же пользовались “во время ломотной головной боли” (Иваницкий 1890: 153), в виде отвара корня – “от боли в груди, от женских болезней” (б. м.), а на Вятке – “для лечения грыжи у детей”, впрочем, как и корнями других видов Orchis (Анненков 1876: 233). Из корней ятрышника дремлика Orchis morio L. получали салеп [2], употреблявшийся “как питательное вещество и лекарственное при поносах у детей” (Там же: 234). В Полтавской губ. корни ятрышника болотного Orchis palustris Jacq. применяли по назначению – “для пользования больных, одержимых сухоткою и поносом”, однако же собирали “во время цветения, именно в то время, когда они лишены совершенно слизи, от которой зависит облекающее и питательное их свойство, следовательно и для употребления негодны” (Августинович 1853: 50-51). Об использовании этой группы растений от желудочно-кишечных заболеваний можно также сделать предположение на основании фитонимов завязный корень ‘ятрышник пурпуровый Orchis incarnata L.’, завязной корень (Яросл.) ‘ятрышник пятнистый Orchis maculata L.’ (Анненков 1876: 233) [3].

В целом ятрышники использовались, как это нередко бывает в народной медицине, от довольно широкого спектра самых разных заболеваний. Так, в Вятской губ. листья ятрышника широколистного Orchis latifolia L. прикладывали к “ногтоедам всех видов” (Анненков 1876: 233). На Урале он “используется как снотворное и сердечное средство” (Коновалова 2000: 128), а на Украине отвар его клубней пили “для подъема опустившейся матки” (Демич 1889: 29). В Киевской губ. ятрышник широколистный Orchis latifolia L. употреблялся “от укушения змеею” (Киев.); об этом же применении, вероятно, говорят названия змиевик (Вят.) – для того же вида; гажья трава (Олон.), змеевик (Тамб.) – для ятрышника пятнистого Orchis maculata L.; змеиная трава (Кал.) – для ятрышника дремлика Orchis morio L. Впрочем, белорусский материал связывает ятрышник со змеей на основании пестрой окраски листьев: “Змяiная трава, змяёўка, растение из семейства ятрышниковых, приметная особенность которого – пятнистые ланцетоподобные листья и клубнеподобные корневища со слабым, как бы пересохшим корнем. Согласно этиологическому рассказу, корень этого растения перекусила змея (гадюка), когда бог сотворил растение для лечения гадючьих укусов [4]. Пестрые листья, похожие на окраску гадюки, как бы напоминают людям о природной связи обоих” [5] (Мядзельский р-н, Минская обл.) (БМ 2004: 190).

Те виды, корни которых формой напоминают зубы, считались действенными при зубной боли, причем корень достаточно было носить в кармане (полес.) (СД 2: 357, 596). О прочих медицинских применениях можно выдвигать предположения на основании фитонимов ускопная трава (Нижег.) [6] ‘ятрышник широколистный Orchis latifolia L.’; комонишник [7] (Мог.), лихорадочная трава (Вят.), сердечник (Гродн.) ‘ятрышник пятнистый Orchis maculata L.’ (Анненков 1876: 233-234). Однако в этнографических описаниях медицинское использование ятрышника занимает далеко не ведущее место. Гораздо чаще он упоминается в связи с магией – причем, как правило, магией любовной – а также регуляцией деторождения. Почему же ятрышники оказались по большей части связаны именно с этой сферой традиционной культуры?

Обратим внимание в первую очередь на фитонимы, которые остались пока нерассмотренными. В отличие от тех, что уже были упомянуты, они группируются в несколько крупных блоков, однотипных по мотивации именования, которая повторяется в разных говорах и языках. У разных видов ятрышников довольно большое число названий являются общими, как видно из таблицы (см. Приложение 1).

К первому блоку относим фитонимы, так или иначе связанные с рукой. В него входят: пятипалечник, соломонидина ручка [8] (Приарг. кр.) ‘ятрышник широколистный Orchis latifolia L.’; пятипалечная трава (Вор.), пятипалешник (Арг. край), соломонидина ручка (Приарг. край), чертова ручка (Могил.), пол. dłoń chrystusowa ‘ятрышник пятнистый Orchis maculata L.’; божья ручка (Могил.) ‘ятрышник мужской Orchis mascula L.’ (Анненков 1876: 233-234), ср. тж. бел. далонка, болг. ръчица (без указания конкретного вида; СД 2: 596). Очевидно, что подобные названия мотивированы формой корней: у ятрышника широколистного “клубни сплюснутые, лапчатораздельные”, у ятрышника пятнистого – “пальчатораздельные” (Носаль, Носаль 1960: 82), и действительно напоминают по форме руку (у ятрышника мужского клубни шаровидной формы, однако есть основания полагать, что фитоним этот был отнесен к данному виду по сходству с другими, а возможно, и ошибочно – он единичен и, вероятно, является переводным (Анненков 1876: 233)).

Неудивительно, что форма корней, напоминающая человеческую ладонь [9], не только послужила образованию определенных фитонимов, но и способствовала приписыванию магических свойств растению в целом.

Употребление корней ятрышника было связано с регуляцией деторождения, а также с любовной магией: “Летние (двойные, лапчатые) корни ятрышника (Orchis maculata. Fam. Orchideae) кладут на сковородку и ставят в печь. “Один-то корешок словно прилипнет к сковороде, вот его и даем бабам, чтобы ребят не носили, а другой корешок нагреется и начнет двигаться словно живой, этот даем, чтобы дети были”” (Томский край; Приходько 1927: 114). Клубни этого же вида ятрышника (а также гульной травы ‘любка двулистная Platanthera bifolia Rich.’) женщины ели, “чтобы ребята не родились”, “чтобы ребят не носить” (Уткин 1928: 95), ср. тж.: трава от ребят ‘Orchis maculata L.’ (Енисейская губ.) – “пьют навар корня, чтобы не было детей” (Красноженова 1911: 85). Белорусы также использовали ятрышник как средство, предохраняющее от беременности (СД 2: 596).

Форма корня вызвала к жизни этиологические тексты, объясняющие происхождение необычного растения, а название включало его в такие формы магии, где была задействована и настоящая, человеческая, рука: в Польше с целью приворожить любимого рекомендовали “мыть себе руки вином, налитым на корень ятрышника шлемоносного (Orchis militaris L.), “Кукушка или Ладошка” (ладонь) Богоматери, имеющий форму руки; вследствие этого подавание руки данной особе будит в ней любовное чувство”. Название dałonka (букв. ‘ладошка’) используется в окрестностях Трубина и происходит оттого, что, по легенде, “растение это выросло из потерянной перчатки Богоматери” (Wereńko 1896: 116). В Богемии “пальчатые клубни некоторых орхидей известны, как “рука смерти” или “рука мертвой девственницы”, в фольклоре – это символ руки девственницы, которая отчаянно плакала у могилы погибшего брата и которую бог превратил в растение” [10] (Berliocchi 2000).

С устной традицией соотносятся сведения из травников [11] – согласно им, корни этих растений употребляются в сходных целях, и форма их играет решающую роль. В одном из текстов не просто требуется наличие клубневых отростков – они должны переплетаться друг с другом, уподобляясь любящим супругам: “А естьли жена мужа не любит, истолки белаго корешка и дай в питье или в еже съесть, то любить будет. А естьли муж жены не любит, даи чернаго корешка съесть, то друг друга любить будут. Да смотри, таких даваи, чтобы малыя корешки сплелись вместе” (текст о траве кокуй; РНБ. F.VI.16, л. 9 об., № 84; цит. по: Ипполитова 2004: 223).

Белый и черный корешки, упомянутые в травнике – это клубень текущего года, более светлый и крепкий, и прошлогодний, перезимовавший, темный и увядший. Еще в одном тексте о растении кокуй они противопоставляются и по цвету, и по плотности: “...корешков два, въподобие ручек с пальцами, один бел ядреной, а другой вял черен. Пригодна у кого не стоит мехирь, дай белаго ядренаго корешка съесть, то будет стоять, а естьли вялаго дашь, то стоять не будет” (РНБ. F.VI.16, л. 9 об., № 84; цит. по: Ипполитова 2004: 227).

Еще в двух текстах форма корней не указывается, и осмысляется только разница в цвете между молодым и прошлогодним клубнями: “Трава копус ростет по березникам синя и пестра, листочки, что язычки, а корень ея надвое: един мужичок, а другои женочка. Когда муж не любит жены, даи ему женочку, сьест, будет любить. А ежели жена не любит мужа, даи еи мужичка, будет любить. А корень мужичков бел, женскои черн” (БАН. 33.14.11, л. 44 об., № 103); “а корень на двое, один мужичек, а другая женочка, мужичек беленек, а женочка смугла… Когда муж жены не любит, дай ему женской испить в вине, и с той травы станет любить ея зело; или жена мужа не любит, дай мужеской грысть – станет любить” (Губерти 1859: 81; цит. по: Ипполитова 2004: 168, 169, 386).

Дополним подборку цитатой из травника из Владимирской губ. (Шуйский у., с. Иваново) о траве какуй – “растет по перелескам, синя, а иная пестра, листики пестреньки, что языки. На них с верхней стороны крапины. Багровый корень разделить надвое, дать мужу и жене: будут друг друга любить” (Быт 1993: 282).

Очевидно, также к одному из орхидных относится “cпис[анный] с травеник[а] без всякой перемены” в Архангельской губ. отрывок о траве кукуша, у которой “корень на двое: один муж, а другой жена. Когда муж жену не любит, дай пить жёночке, а жена мужа не любит, дай пить мужичку, станет любить женочка. Женочка (корень) смугла, а мужичек (корень) бел” (Харитонов 1848: 15).

К ятрышникам очень близки – и по внешнему виду, и по роли в народной культуре – другие растения семейства орхидных. Совпадают и многие названия (см. Приложение 2). Это пальчики, пятилапник, пять пальцев, ладошка (Урал) ‘пальчатокоренник балтийский Dactylorhiza baltica’ (Коновалова 2000: 118, 151); ручка (Арх.), ручники (Гродн.) ‘кокушник длиннорогий Gymnadenia conopsea Rich.’; ручки ‘офрис Ophrys anthropophora L.; Satyrium L.’ (Анненков 1876: 161, 232, 316).

У различных экземпляров кокушника Gymnadenia conopsea R.Br. подмечали различия во взаимном расположении клубней. В Казанской губ. он носил названия люб-трава, любовны ручки. Для приворота использовались такие экземпляры, “у которых ручки (клубни, которых два) обращены друг к другу. Если же ручки смотрят врозь, то растению приписывают противоположное свойство – отворачивать. Означенным растением поят также неродих (безплодных женщин) для плодности” (Крылов 1882: 35-36).

В Сибири это же растение было известно под именем чертова ручка, пятилапка, ладошка. С его помощью “девки корнем (клубнем) ребят заедают. Если у травы только одна лапка, и ее съесть, то детей не будет; если у травы две ладошки, то съешь их и принесешь двойни” (Уткин 1928: 94). Корню приписывались антропоморфные черты, и в данном случае одна лапка “равнялась” одному ребенку. Но с ребенком могли соотноситься и отдельные части корня: “Существует поверие, что женщине съесть один палец клубня достаточно, чтобы год не приносить дитяти, а если она съест два пальца, то не принесет (не родит) и другой год” (Там же).

Второй блок, выделенный нами, включает фитонимы с корнем люб-, а также различные лексемы, имеющие отношение к мужским гениталиям; первые относятся к разным видам ятрышников, вторые – лишь к тем, что имеют шаровидные и овальные клубни. Сюда входят: любжа (Малор.) ‘ятрышник пурпуровый Orchis incarnata L.’; любжа (Малор.), любка (Малор.), любковая зелень (Полт.) ‘ятрышник широколистный Orchis latifolia L.’; любим корень (Твер.), невстаниха (Нижег.) ‘ятрышник пятнистый Orchis maculata L.’; поповы яица (Подол.), яички, ядрышки ‘ятрышник мужской Orchis mascula L.’; любка, любки (Малор.), пол. lisje jajka ‘ятрышник шлемоносный Orchis militaris L.’; встаниха, любка, люби мене не покинь (Малор.), ядро-корень, ятрышник малый, чеш. wstawač, mudatka ‘ятрышник дремлик Orchis morio L.’; любка (Малор.) ‘ятрышник обожженный Orchis ustulata L.’ (Анненков 1876: 233-234), любимка, любка (Урал.) (Коновалова 2000: 128).

Здесь, к сожалению, приходится констатировать, что многие народные названия растений до нас не дошли не только в силу плохой организации и слабой активности по их фиксации, но и из цензурных соображений. Одни собиратели обходились начальной буквой и многоточием, другие и вовсе отказывались печатать наиболее выразительные фитонимы: “Некоторые народные названия ятрышника, связанные с формой корневых клубней этих растений, не подлежат публикации. Само название “Оrсhis” – от греческого “мошонка, ядро” по форме клубней – соответствует некоторым нашим народным названиям [12]. В некоторых местностях Белоруссии к этим названиям прибавляется еще слово “поповы” (от слова поп), а на Украине – “татарские” (Носаль, Носаль 1960: 82, прим. 1), или: “[На Ивана Купала] в большом употреблении… специальный корень, носящий несколько рискованное название и предназначенный для снятия “порчи” с молодых” (Максимов 1995: 625). Другая проблема – неразличение видов внутри рода, а иногда фиксация только родового названия.

В соответствии с названиями, те растения, корни которых напоминают по форме гениталии, применялись в продуцирующей магии. Так, корень растения кукушкины дáры ‘ятрышник Orchis latifolia L.’ употреблялся как “кантаридное средство [13]; свойство это вероятно приписывается растению по сходству его клубней с testicul’ями” (Потанин 1899: 233) [14], ср.: “преимущественно употреблялось знахарями, как кантаридное средство, при случае называемом крестьянами “порча свадьбы””. Корень другого вида, Orchis maculata L., ворожеи давали крестьянкам носить с собой, “дабы другие любили, и особенно замужним женщинам при несогласии с мужьями” (Твер. губ). (Анненков 1876: 233; СРНГ 14: 107).

На Украине широко использовалось растение любка: “Некоторые особенности в устройстве корня этого растения дали повод употреблять его, как средство заставить полюбить друг друга. Корень бывает двоякий: оканчивающийся отростками на подобие пальцев (мужской пол) и просто в виде сердца, без отростков (женский) [15]. Нужно накопать таких корней, высушить, настоять на водке и дать выпить “парубкови й дивчыни” поровну, приговаривая: “Любылыся въ лисныхъ лугахъ цiи цвиточкы, и вы, диточкы, въ своихъ хатахъ любиться, якъ цiи цвиточкы въ лугахъ”” (Хатемкин 1900: 8-9). На Волыни корни этого растения (любки, зозулинець) использовались как “средство против полового бессилия и как возбуждающее половое желание”. Молодежь пользовалась ими как приворотным средством (Носаль, Носаль 1960: 84).

В чешской традиции для Orchis известно было название vstavač, возникшее из-за когда-то весьма распространенной веры в то, что сок из клубней поддерживает мужскую силу. Основой этого мнения является “signatura rerum: большинство орхидных имеет два подземных клубня, напоминающих яички, и, следовательно, сама природа, как верили, этим их сходством обозначила, к чему это растение может служить”; кроме того, сок клубней “возбуждает жар распутства”, а корни всех ятрышников рекомендовалось пить “немощным” (т.е. страдающим импотенцией) мужчинам “в добром вине или мальвазии”. Однако В. Махек высказывает опасение, что название vstavač было “лишь искусственным творением собирателей лекарственных растений, по крайней мере, как народное название нигде, думаю, не встречается”; зато другое старочешское название – mud’átka – он склонен считать народным [16] (Machek 1954: 299).

Такой же символикой нагружаются и другие растения из семейства орхидных: нудушки (Нерч.) ‘венерин башмачок настоящий (желтый) Cypripedium calceolus L.’; старчик (Гродн. с пол. storczyk [17]), ядрушки (Могил.) ‘кокушник длиннорогий Gymnadenia conopsea Rich.’; лисьи яйца трава (б. м.) ‘офрис Ophrys anthropophora L.’; любовный корень (Каз.), любка (Малор.), любжа (Смол.), сторчец смольный (Киев.), статушки (Вят.), ядрушки, яички (общ. всем Orchis), любен трава, люб трава (Кунгур.) ‘любка двулистная Platanthera bifolia Rich.’ (Анненков 1876: 120, 161, 232, 260, 407); любка, любовное зелье (Коновалова 2000: 129), бел. чараўнíк, прычар (Ганчарык 1927: 21), прычарнiк, чараўнíк (БМ 2004: 198, 396) ‘любка двулистная Platanthera bifolia Rich.’; лисьи яица, яица княжия трава, м..о, ребячьи м..ушки ‘Satyrium L.’ (Анненков 1876: 316), чеш. liščí varle (букв. лисьи яйца), mud’átka ‘Orchis’ (Machek 1954: 299).

Кокушник длиннорогий в Орловской губ. употреблялся “вместо любовного напитка”. Отвар корня любки двулистной в Казанской губ. пили “по рюмке в день, вместо любовного напитка”, а также давали отвар “детям от грыжи (когда увеличивается мошонка)” (Анненков 1876: 161, 260, 407).

Свойства приворота приписываются на Урале любке двулистной: “Каки девки хочут взамуж выйти, дак на гулянку себя любкой украшают, приманивают парней”; “Любовно зелье любовь привлекат, крадче надо дать выпить, штоб не знал, чё дают”; “есь така трава, она делат заман на любовь, зовут любовно зелье, како – сама не знаю, слыхала только, что есь” (Коновалова 2000: 129).

Ботанической экспедицией 2005 г. в Вологодскую обл. был записан следующий текст о растении тайник овальный Listera ovata R.Br.:

Белохая накопаю,
Белохаем вымоюсь,
Буду белая, красивая,
Ребятам полюблюсь (Кирилловский р-н, д. Коварзино).

Для орхидных в Вологодской обл. были зафиксированы также следующие названия: ебун-корень, травка-хероставка, [по]хочун-трава (Чхобадзе 2005).

В “Ботаническом словаре” Н.И. Анненкова нет вологодских диалектных фитонимов для тайника овального, однако при этой статье есть следующая цитата: “Все ятрышниковые растения в народной медицине и знахарстве играют весьма важную роль. Особенное внимание простолюдина останавливается на двух корневых клубнях этих растений, сравниваемых им с testiculi и употребляемых поэтому для возбуждения любви, привораживания и т.д. Listera ovata употр. для лечения детей от грыжи, и в виде купанья от разных “выпадок”, т.е. сыпей” (Анненков 1876: 196).

В третий, самый крупный, блок вошли фитонимы, связанные с кукушкой: кукушка (Смол.), кукушечьи слезы (Перм.) ‘ятрышник пурпуровый Orchis incarnata L.’; зозулины рушнички (Волын.), кукушки (Малор. Мог. Смол.), кукушники (Симб.), кокошники, кукушкины дары (Волог.), кукушкины слезки (Сиб.), кукавки (Вил.), кукулка (Мог.), зузуль (Херс.) ‘ятрышник широколистный Orchis latifolia L.’; зязюля (Арх.), зязюлька (Могил.), зезюлин подарок (Гродн.), кукушкины слезы или слезки (в бол. ч. Росс.), кукушка (Смол.), кукушечьи слезы (Перм.), пол. zieziulka, луж. kokulinda (Анненков 1876: 233, 406), кукушкины слезки, кукушьи слезки (Урал) (Коновалова 2000: 115), бел. зязюлiны сьлёзы (Мог.) (Ганчарык 1927: 21) ‘ятрышник пятнистый Orchis maculata L.’; кукушка (Смол.), кукушница, кукушкины слезки (Анненков 1876: 233), бел. зязюлька (Минск.) (Ганчарык 1927: 21) ‘ятрышник мужской Orchis mascula L.’; бел. зязюлька (Минск.), зязюлка (Мог.) (Ганчарык 1927: 21), укр. зозульки, зозулины слёзки, пол. kukawka, kukaweczka (Анненков 1876: 233-234), пол. ziaziulka (Wereńko 1896: 116) ‘ятрышник шлемоносный Orchis militaris L.’; зезюльки (Малор.), зезюлины слезы (Екат.), кукушница женская, русины зазулька, зазулячi чобiтки, чеш. žežhulka (Анненков 1876: 234, 406), бел. зязюлькi (Ганчарык 1927: 21) ‘ятрышник дремлик Orchis morio L.’, чеш. žežhulka, zezulka, kukačka, kukučka (Machek 1954: 299).

Как отмечала С.Ю. Дубровина, “большинство названий растений орнитологической лексико-семантической подгруппы “кукушка” принадлежит травам семейства орхидных или близких орхидным семейств, например, семейству касатиковых. <…> Внешние особенности растений, время цветения, употребление мифологизированы и ставятся в зависимость от оперения и условий жизни птицы. Самым распространенным и мифологически значимым является термин “кукушкины слезки”” (Дубровина 1991: 16-17). На мотивацию названия временем цветения растения в то время, когда весной кукует кукушка, а также символическим отношением кукушки к любви (в песнях) и к плодородию указывал и В. Махек (Machek 1954: 299). “Кукушкиных” имен действительно очень много и среди прочих орхидных: зозилькины башмачки (б.м.), кокушкины башмачки (Приарг. кр.), зязюльки (Белор.), зязюльки жовтыi, жовти зозульки (Малор.), кукушкины ножки (Нерч.), кукушкины сапожки, зозулины черевички (Малор.) ‘венерин башмачок настоящий (желтый) Cypripedium calceolus L.’; рябыя зозульки, ряби зозюльки (Малор.) ‘башмачок пестрый, пятнистый Cypripedium guttatum Swartz.’; красни зязюльки (Малор.) ‘башмачок красный, крупноцветный Cypripedium macranthum Swartz.’; серенькая зязюля (Черн.), зозульки, зозулены слезки (Укр.), кокушка (Орл.), кокушник (б.м.), старчик (Гродн. с пол. storczyk), ‘кокушник длиннорогий Gymnadenia conopsea Rich.’; зозулины слезки, зозулини слёзи (Малор.), зозулины ручнички, зозулини рушнички (б. м.) ‘тайник яйцевидный Listera ovata R. Br.’ (Анненков 1876: 120, 161, 196); кукушкины слезки (Моск. и друг.), кокушник (б.м.), кукушница двулистная (б.м.) (Анненков 1876: 260), бел. зязюлiны слёзкi ‘любка двулистная Platanthera bifolia L.’ (БМ 2004: 396), кокушник, кукушник, кукушкины слезки (б.м.) ‘Satyrium L.’ (Анненков 1876: 316).

Листья некоторых ятрышников (Orchis maculata L., Orchis mascula L. и Orchis latifolia L.) покрыты темными крапинками. Они, очевидно, и вызвали к жизни группу приведенных выше названий (ср. уже упомянутую связь пестрых листьев ятрышника и пестрой окраски гадюки). С одной стороны, основную роль признака пестроты как основания для сравнения с кукушкой подтверждают следующие факты:

1) у некоторых видов – Orchis mascula L., Orchis militaris L., Orchis morio L. отмечена пестрая окраска цветков (точнее, нижнего лепестка-губы) [18];

2) в Мезенском р-не Архангельской обл. было отмечено сочетание кокушкины (кукушкины) слёзы (с параллельным названием марьины слёзы) в значении ‘красные пятнышки на листьях березы’[19], напр.: “Кокушкины слезы на березе, с кокушкиныма слезама веников не ломай, таки красны, как брызги набрызганы (Мез, Тимощелье)”, или: “Веники режем на Ивандень: смотри, чтобы не было марьиных слез, а кто кукушкиныма слезама назовет (Мез, Кимжа)” (Березович 1997); в Каргопольском р-не Архангельской обл. зафиксированы сочетания кукушкины или кошачьи слезы с тем же значением (Мороз 1997: 33);

3) под названием кукушечьи слезки могут фигурировать не только растения. Так, для этого словосочетания отмечены значения ‘куколки бабочки пяденицы зимней’ и ‘яйца бабочки шелкопряда кольчатого’ (Ворон.) (СРНГ 16: 47); ср. тж.: “На Руси верят, что когда эта птица кукует, то из глаз ея капают на древесную ветку слезы; за эти слезы принимают яички насекомых, облипающие древесную ветку и называемые у немцев kukuks-speichel, у сербов кукавичjа суза, у нас кукушкины слезки”” (Афанасьев 1994 (3): 226).

С другой – фитоним кукушкины слезки в говорах относится к довольно большой группе растений, для которых признак пестроты не актуален. Так, близкая к третьей группе мотивация может быть усмотрена для растения трясунка средняя Briza media L. – кокушкины слезки (Могил.) (Анненков 1876: 70), кукушкины слезки (а также Боговы, Богушкины или Божьи слёзы, Богородицыны слёзы, кошачьи слёзы) (Арх. обл., Каргопольский р-н) (Мороз 1997: 33), кукушкины слезки (Лен. обл., Гатчинский р-н) – соцветие выглядит как множество плоских темных капелек на тонких стебельках, отходящих от основного стебля. К трясунке по внешнему виду довольно близка ожика равнинная Luzula campestris Cand. – кукушкины слезки (б.м.) (Анненков 1876: 200). Также в более или менее плотные соцветия собраны каплевидные цветки купены многоцветковой Convallaria multiflora L. (=Polygonatum multiflorum) – кокушечьи слезы (Ниж.) (Анненков 1876: 106); ландыша майского Convallaria majalis L. – кукушкины слезки (Куйбыш.) (СРНГ 16: 49) и мышиного гиацинта кистевидного Muscari racemosum Willd. – кукушкины слезки (б.м.) (Анненков 1876: 219-220).

Однако цветы льнянки обыкновенной Linaria vulgaris Mill. – кукушкины слезы (Влад.) (Анненков 1876: 194) ничем не напоминают слезы. Цветки кукушкина горицвета (дремы) Lychnis flos cuculi L. – кукушкины слезки (б.м.) (Анненков 1876: 200) выглядят как розовые звездочки и могут напоминать капли разве что в бутонах. Еще менее схож со слезами клевер средний Trifolium medium L. – кукушьи слезки (Сар.) (Анненков 1876: 359). Наконец, ирисы обладают крупными и часто единичными цветами, тем не менее также имеют аналогичные фитонимы: ирис Iris L. – кукушкины слезки (Краснояр.) (СРНГ 16: 49); ирис сибирский Iris sibirica L. – кукушьи слезы (на Иртыше между Омск. и Семипалат.) (Анненков 1876: 178) и касатик русский Iris ruthenica L. – кукушкины слезки (Иркут., Алт. СРНГ 16: 49). Затруднено выяснение мотивировки фитонима кукушкины слезки для паслена сладко-горького Solanum dulcamiara L. (Дон.) и фиалки (Амур.), кукушкины слезы – для лапчатки гусиной Potentilla anserina L. (Том., СРНГ 16: 49). Наконец, особняком по внешнему виду стоит вороний глаз четырехлистный Paris quadrifolia L. – кукушкины слезы (Олон.) (Анненков 1876: 241). Вероятно, в этом случае слезу должна означать одиночная ягодка на фоне листовой розетки.

Мотив девушки или женщины, обращенной за какие-либо грехи в кукушку, характерен для всей славянской территории. В применении к интересующим нас растениям он реализуется в этиологических рассказах, например: “У белорусов сохраняется предание, что некогда праздновалась свадьба, и вдруг нежданно-негаданно среди шумного веселья, жених и все прочие мущины были превращены чародеем в волков, женщины – в сорок, а невеста – в кукушку; с той самой поры эта горемычная кукушка носится следом за своим суженым и роняет несчетные слезы; там, где она пролетает, текут ручьи и растет трава, известная под названием “кукушечьих слез” (Афанасьев 1994 (3): 551), ср. еще один белорусский контекст: “пышныя і прыгожыя кветкі [Platantera bifolia L.] … паходзяць ад слёз зязюлі, у якую ператварылася багатая сквапная сястра, якая аплаквала ў скрусе свайго беднага брата Максіма, які памёр ад холаду і крыўды з-за яе сквапнасці” (БМ 2004: 198). Схожий мотив встретился и в современных записях: “точки крапчаты на листочках есь, вот на слезки и находит на кукушьи, плачет теперя, што детей бросила, это така сказка есь” (Orchis maculata L.; Коновалова 2000: 115).

О применении ятрышника в любовной магии многое уже было сказано выше; добавим лишь, что в Ярославской губ., чтобы узнать пол будущего ребенка, выдергивали растение кукушкины слёзы с корнем: “если на корне ее два отростеля, то женщина родит девочку; а если три, то мальчика” (Архангельский 1853: 59), а в восточной Польше мужчины использовали растение kukawka (ятрышник) от бесплодия (Niebrzegowska 2000: 148). Однако мотив плачущей кукушки обусловил и другое применение. “В разных местах [на Урале. – В.К.] растение используется в качестве противовоспалительного средства при лечении глазных заболеваний. Настоем протирают глаза, приговаривая: “Кукушкины слезки, кукушкины слезки, сделайте, чтоб у рабы божьей (имярек) не болели глазки” и т.п.” (Коновалова 2000: 116). Видимо, о том же применении свидетельствуют и фитонимы плакун трава (Кал. Рожд. село) ‘ятрышник пятнистый Orchis maculata L.’, плакун (Олон.) ‘кокушник длиннорогий Gymnadenia conopsea Rich.’ (Анненков 1876: 161, 233).

Говоря о растении кукушкины слезки – какой бы денотат ни имелся в виду – нельзя не вспомнить об обряде “крещение и похороны кукушки”. Распространенный на сравнительно компактной территории – в основном южнорусских губерний – обряд обычно заключается в девичьем кумовстве с “кукушкой”, в роли которой может выступать целый ряд предметов – от настоящей птицы (кукушки, воробья) или орнитоморфного чучела до отдельного экземпляра какого-либо растения, украшенной ветки или венка, шалашика из ветвей и травы, сшитой из лоскутков куклы или даже девушки с поднятыми и обмотанными платком руками. Большинство исследователей полагает, что первична в этом обряде птица, а “вследствие трудности достать настоящую птицу, ее стали заменять “кукушкиною травкою” (Кедрина 1912: 103, 138) или изготовлять куклу в виде птицы, подкрепляя это положение словами информантов: “Яе делают, как птичку – живую ж яе не паймаешь” (Журавлева 1998: 195). Поэтому в том случае, когда требовалось использовать конкретное растение, оно обычно носило местное название кукушкины слезки, кукушка; логично полагать, что обрядовый символ делали из травы “кукушкины слезки” “по аналогии с названием травы и потому, что она такая же рябая, как кукушка” (Соколова 1979: 200) [20].

Иногда авторы прямо указывают номенклатурное название растения. Так, в Козельском у. Калужской губ. использовали кукушкины слезки Orchis latifolia L. (причем обращалось внимание на числовые характеристики – растений должно было быть четное число, или же одно, но с раздвоенным корнем) (Кедрина 1912: 102); об этой же разновидности говорит И. Сахаров – также о Калужской и Тульской губерниях (Сахаров 1849: 86). Иногда ограничиваются диалектным фитонимом; тогда о его значении можно догадаться по описанию растения: “кукушку” Перемышльского у. Калужской губернии изготовляли из травы “кукушкины слезки” – “корень этой травы раздвоенный, короткий, утолщенный; каждое утолщение имеет коротенькие отростки, эти утолщения телесного цвета” (Елеонская 1912: 152); в с. Кочетов Новосильского у. Тульской губ. траву “кукушкины слезки” искали “на ржавчике”, то есть на болотистом месте (Сухотин 1912: 98), что также характерно для ятрышников. К сожалению, даже и описания растения приводятся не всегда. Так, по сведениям из Щигровского у. Курской губ. девушки и женщины искали растение “кукушку” и выпалывали вокруг него траву, затем вырывали и наряжали (Громыко 1985: 16), в Трубчевском у. Орловской губ. использовали траву “кукушкины слезки” (Харузина 1912: 144), в той же Орловской губ. надевали крестик на кукушки или “одноименную с ней травку” (Снегирев 1838: 98).

Другие растения прямо названы лишь в двух случаях: кукушка, снитка ‘кустик подорожника’ (Орл. губ., Дмитровский у.; Максимов 1995: 588), и некая “заря” (Орл. губ., г. Болхов; Харузина 1912: 140)[21]. По сообщению Т.А. Бернштам, в фондах Музея антропологии и этнографии хранятся две кукушки в гробиках – куклы, также сделанные из травы “заря” (вид травы “кукушкины слезки”) из г. Болхова Орл. губ. (Бернштам 1981: 179-180). По ее мнению, это “местные названия одного вида растения из семейства гвоздичных (“кукушкин цвет”), иногда его еще называют “дремой”, “кукушкой”, “зорькой”” (Там же: 185) – то есть кукушкин горицвет, дрема Lychnis flos cuculi L. Однако есть основания полагать, что в этой роли выступало другое растение – любисток Levisticum officinale Koch. Во-первых, любисток – распространенное садовое растение, во-вторых, травянистый стебель горицвета вряд ли пригоден к какому-либо украшению, и, наконец, в описании изготовления “кукушки” сказано, что листья оттягивали так, чтобы они походили на ручки и ножки, “а начало листа образовывали по три пальчика на ноге и на руках” (Харузина 1912: 141) – что также очень напоминает любисток, который к тому же широко применялся в любовной магии.

В некоторых случаях пожилая женщина, руководившая обрядом, забирала по завершении действа “кукушку” себе, поскольку корню растения приписывалась особая сила: “если где-нибудь жена с мужем живут не в ладу, мужа поят настоем этого корня”, причем черный корень обозначал мужа, а белый – жену (Кедрина 1912: 107-108). Этот мотив мы уже встречали выше. Кроме того, участвовавшие в обряде молодые женщины по корню вырытого растения гадали о поле будущего ребенка: длинный корень предвещал мальчика, а круглый – девочку (Там же: 108). Наконец, корень могли потом просто хранить “на счастье” (Калуж. губ., Мещовский у.) (Кашкаров 1908: 74).

Итак, в диалектных названиях ятрышников отражены внешние признаки растения, которые влияют и на фольклорные тексты, и на использование растений, а с другой стороны, связывают растительный символ с другими символами посредством слова, лексемы. Признаков, положенных в основу символического образа растения, может быть несколько, поэтому и фитонимы, и использование растения образуют несколько блоков. Все три основных блока, подвергшихся анализу, отчетливо нагружены любовной символикой, отражают использование ятрышников и близких к ним растений в любовной магией и регуляции рождаемости. Очевидно, заметную роль в формировании такого образа могла сыграть не только своеобразная форма клубней, но и связь ятрышника с кукушкой – птицей, не имеющей детей или бросившей/потерявшей их.

Анализ семантики практически любого растительного образа осложняется тем, что во многих случаях как фитонимы, так и представления о символике зачастую могут быть общими для нескольких разных растений. Так, из оставшихся пока неупомянутыми выделяется небольшая группа фитонимов типа болотный певник (Полт.) ‘ятрышник шлемоносный Orchis militaris L.’, петушки (Вят., Перм.) ‘венерин башмачок настоящий (желтый) Cypripedium calceolus L.’, петушки (Перм.) ‘венерин башмачок крупноцветковый Cypripedium macranthum Swartz.’, петушки (Урал.) ‘кокушник длиннорогий Gymnadenia conopsea Rich.’ (а также курочки (Перм.), куропатка (Моск.) ‘Cypripedium guttatum Swartz.’) (Анненков 1876: 120, 161, 233). Эта модель объединяет вышеперечисленные растения с другими – петухами или петушками называются многие растения, обычно с голым стеблем и кистью цветов наверху. Особенно часто этот фитоним относится к ирисам и гладиолусам; по говорам петухами также называют цветущий щавель, льнянку, цветы клевера (Меркулова 1967: 136). Но помимо общих фитонимов, могла быть схожей и семантика: на Урале ирис водяной или аировидный Iris pseudoacorus под местным названием петушок использовали как средство для укрепления семейных отношений: “Мужику своёму петушок давай в питье, он тебя будет шибче любить, закомуриста така травка (2, Шадр.)” (Коновалова 2000: 157). Интересно, что петух, точнее, его гребень, тоже мог быть средством “от нестанихи”: “Возми краснаго или белаго петуха, подреж гребень над вином стакана, чтобы капли крови в вино капали, и говори: “Каков петух на курицу, таков бы молодец на девицу” (3ж). И дать выпеть. После болному пролесть скрозь женския ноги взат и впирет 3ж[ды]” (л. 111 об.).” (Рукопись Г.Д. Книголюбова из собрания Н.С. Тихонравова Российской государственной библиотеки. Ф. 299. № 728; цит. по: Топорков 2001).

Небольшую группу общих названий имеют орхидные и ландыш: конвалия луговая (Минск.) ‘ятрышник широколистный Orchis latifolia L.’; конвалия (Минск.), ландыш ‘ятрышник пятнистый Orchis maculata L.’; конвалия (Могил.), ландыш (Тв.) ‘любка двулистная Platanthera bifolia’ – “сильно пахнет ночью, поэтому названия гвоздики, ландыша или конвалии, ночной фиалки, ночного духа”, а также чеш. konvalinka ‘любка двулистная’ “так как обе приятно пахнут” (Machek 1954: 298).

Тема символической близости растений разных видов, объединенных одним фитонимом (или группой фитонимов) приобретает интересное развитие при сравнении разных славянских ареалов. Так, в болгарском языке много пересечений в названиях (и в употреблении) орхидных и касатиковых, точнее, смешиваются названия Iris germanica L. (Iris florentina L.) и разных видов Orchis: кукувичи сълзи, тъжак, перуника, ливадар (Геров 1977: 24). По замечанию К. Рангочева, “в болгарском фольклоре растения вида Orchis как бы “не существуют”… А для перуники [ирис. – В.К.] есть множество верований и обрядовых практик – это цветок, который используют девушки для любовной магии… для отбрасывания змея (дракона) и его любви к определенной девушке” (Рангочев, из личной переписки). То же можно сказать и о другой южнославянской традиции. В Сербии ятрышник известен под именем каћун, каћунак. Единственный контекст, где отражается его символика, таков: у сербов корень ятрышника носили под поясом “да деца не би умирала” (чтобы дети не умирали) (Чаjкановић 1985: 129). Помимо этого, отмечена лишь красота растения, которая отразилась во фразеологизме “Ођео се као каћун” (о красиво одетом человеке); “каћунити се” значит красиво одеться. Иногда и очень красивому волу дают имя Каћун (Софрић 1990: 136). Как я попыталась показать выше, у восточных (и отчасти западных) славян для любовной магии широко использовались орхидные, а об ирисах, напротив, практически нет сведений, то есть ситуация как бы обратна южнославянской.

• Августинович Ф.М. О дикорастущих врачебных растениях Полтавской губернии // Труды комиссии высочайше учрежденной, при императорском ун-те св. Владимира для описания губерний Киевского учебного округа. Т. 2. Киев, 1853. С. 1-91.
• Агапкина Т.А. Мифопоэтические основы славянского народного календаря. Весенне-летний цикл. М., 2002.
• Анненков Н. Ботанический словарь. СПб., 1876.
• Архангельский А. Село Давшино Ярославской губернии, Пошехонского уезда // Вестник ИРГО. 1853. Ч. 7. Кн. 1-2. С. 1-80.
• Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: В 3 т. Т. 3. М., 1994.
• Березович Е.Л. Две семантические реконструкции: 1. Иван да Марья: к интерпретации образов севернорусского дожинального обряда; 2. Вороного коня в поле не видать http://www.ruthenia.ru/folklore/berezovich6.htm
• Бернштам Т.А. Обряд “крещения” и “похорон” кукушки // Сборник Музея антропологии и этнографии. Л., 1981. Т. 37. С. 179-203.
• [БМ] Беларуская мiфалогiя: Энцыклапедычны слоўнiк / С. Санько, Т. Валодзiна, У. Васiлевiч i iнш. Мн., 2004.
• Быт великорусских крестьян-землепашцев. Описание материалов этнографического бюро князя В.Н. Тенишева. СПб., 1993.
• Валягина-Малютина Е.Т. Лекарственные растения. СПб., 1996.
• Ганчарык М.М. Беларускiя назовы расьлiн. В 2 ч. Ч. 2 // Праца Навуковога таварыства па вывученню Беларусi. Т. IV. Горкi, 1927. С. 1-28.
• Геров Н. Речник на българския език. Фототипно издание. Ч. 4. София, 1977.
• Головкин Б. Любовный напиток, или Кое-что о приворотных травах // Флора. 1998. № 2. С. 20-23.
• Громыко М.М. Весенний цикл русских традиционных развлечений молодежи (обычаи завивания венков и кумления XIX в.) // Культурно-бытовые процессы у русских Сибири. Новосибирск, 1985. С. 5-29.
• [Губерти] Книга, глаголемая травник [Публикация В.В. Губерти] // Архив исторических и практических сведений, относящихся до России. Кн. 1. СПб., 1859.
• Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 4. М., 1991.
• Демич В.Ф. Очерки русской народной медицины. Акушерство и гинекология у народа. Ч. 2. СПб., 1889.
• Демич В.Ф. Легенды и поверья в русской народной медицине // Вестник общественной гигиены, судебной и практической медицины. 1899. № 9. Сентябрь. С. 1151-1181; № 10. Октябрь. С. 1240-1267.
• Дубровина С.Ю. Русская ботаническая терминология в этнолингвистическом освещении (на материале названий растений, образованных от названий животных и птиц). Автореф. дисс. … к. ф. н. М., 1991.
• Ђорђевић Т.Р. Природа у веровању и предању нашег народа. Књ. 1 // Српски етнографски зборник. Књ. 71. Београд, 1958.
• Елеонская Е.Н. Крещение и похороны кукушки в Тульской и Калужской губерниях // Этнографическое обозрение. 1912. № 1-2. С. 146-154.
• Журавлев А.Ф. Язык и миф. Лингвистический комментарий к труду А.Н. Афанасьева “Поэтические воззрения славян на природу”. М., 2005.
• Журавлева Е.А. Структура русского обряда с “кукушкой” // Ученые записки Российского Православного Университета ап. Иоанна Богослова. М., 1998. Вып. 4. С. 191-209.
• Забылин М. Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. Ростов-на-Дону, 1996.
• Иваницкий Н.А. Материалы по этнографии Вологодской губ. // Известия общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. 1890. Т. LXIX. Труды этнографического отдела. Т. 11. Вып. 1. С. 1-231.
• Ипполитова А.Б. Русские рукописные травники XVIII века как феномен культуры. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Рукопись. М., 2004.
• Ипполитова А.Б. Поверья о растениях в исследованиях и печатных источниках XIX-XX вв. Доклад на Первом Всероссийском Конгрессе фольклористов. Москва, февраль 2006.
• Кашкаров В.М. Калужская губерния. Курс родиноведения. Калуга, 1908.
• Кедрина Р.Е. Обряд “крещения” и “похорон кукушки” в связи с народным кумовством // Этнографическое обозрение. 1912. № 1/2. Кн. 92-93. С. 101-139.
• Коновалова Н.И. Словарь народных названий растений Урала. Екатеринбург, 2000.
• Красноженова М.В. Из народных обычаев крестьян деревни Покровки (Томской губернии) // Известия Красноярского отдела Восточно-Сибирского отделения РГО. Т. 2. Вып. 6. Красноярск, 1914. С. 67-116.
• Красноженова М.В. Материалы по народной медицине Енисейской губернии // Известия Восточно-Сибирского отдела ИРГО. Т. 42. Иркутск, 1911. С. 65-86.
• Крылов П. Некоторые сведения о народных лекарственных средствах, употребляемых в Казанской губернии // Труды общества естествоиспытателей при Императорском Казанском Университете. Т. 11. Вып. 4. Казань, 1882.
• Максимов С.В. Куль хлеба. Нечистая, неведомая и крестная сила. Смоленск, 1995.
• Меркулова В.А. Очерки по русской народной номенклатуре растений. М., 1967.
• Мороз А.Б. “Боговы слезы” и “Кукушкины слезки” // Живая старина. 1997. № 1. С. 33.
• Невская Л.Г. К семантике пестрого в балто-славянском // Этимология-1984. М., 1986. С. 150-156.
• Носаль М.А., Носаль I.М. Лiкарськi рослини i способи ïх застосування в народi. Киïв, 1960.
• Потанин Г. Этнографические заметки на пути от г. Никольска до г. Тотьмы // Живая старина. 1899. Вып. 1. С. 23-60; Вып. 2. С. 167-239.
• Приходько П.Т. К вопросу о приемах народной медицины в деревнях Томского края // Труды Томского краевого музея. 1927. Т. 1. С. 110-124.
• Сахаров И. Сказания русского народа. Т. 2. Кн. 7. СПб., 1849.
• [СД] Славянские древности: Этнолингвистический словарь в 5 т. / Под ред. Н.И. Толстого. М., 1999. Т. 2; 2004. Т. 3.
• Снегирев И. Русские простонародные праздники и суеверные обряды. Вып. 3. М., 1838.
• Соколова В.К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. М., 1979.
• Софрић П. Главниjе биље у народном веровању и предању код нас Срба. Београд, 1990.
• [СРНГ] Словарь русских народных говоров. Вып. 14. М., 1978; Вып. 16. СПб., 2002.
• Сухотин С. Несколько обрядов и обычаев Тульской губернии // Этнографическое обозрение. 1912. № 3/4. Кн. 94-95. С. 98-101.
• Топорков А.Л. О рукописи Г.Д. Книголюбова // Рукописи, которых не было. Подделки в области славянского фольклора
  Составители: Т.Г. Иванова, Л.П. Лаптева, А.Л. Топорков.
  М., 2001. http://kapija.narod.ru/Ethnoslavistics/top_knigoljubov.htm
• Уткин Л.А. Заметки по народной медицине. Представления и народные верования, связанные с растениями (в б. Томской и Алтайской губ.) // Сибирская живая старина. 1928. Вып. 7. С. 89-100.
• Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. СПб.-М., 1996.
• Харитонов А. Врачевание, забавы и поверья крестьян Архангельской губернии, уездов: Шенкурского и Архангельского // Отечественные записки. 1848. № 5-6. Т. 58. Смесь. С. 1-24.
• Харузина В.Н Обряд “крестить кукушку” в Орловской губернии // Этнографическое обозрение. 1912. № 1/2. Кн. 92-93. С. 140-145.
• Хатемкин А.Г. Приворотные средства // Киевская старина. 1900. Т. 68. № 4. Апрель. С. 8-9.
• Чаjкановић В. Речник српских народних веровања о биљкама. Београд, 1985.
• Чхобадзе А.Б. Материалы ботанических экспедиций в Вологодскую область http://ungern.ru/zapal/zapal_ethnobotany_listera-ovata.htm
• Berliocchi L. The orchid in lore and legend. Portland, 2000. http://www.orchis.ru/content/Publishing/Legend5.htm
• Machek V. Česká a slovenská iména rostlin. Praha, 1954.
• Niebrzegowska S. Przestrach od przestrachu: Rośliny v ludowych przekazach ustnych. Lublin, 2000.
• Wereńko F. Przyczynek do lecznictwa ludowego // Materiały antropologiczno-archeologiczne i etnograficzne. Kraków, 1896. T. 1. S. 99-228.

Приложение 1

1. Выражаю сердечную благодарность Станиславе Небжеговской-Бартминьской, Константину Рангочеву и Андрею Борисовичу Чхобадзе за помощь в поиске материалов для статьи. Отдельная благодарность Алексею Куприянову и Елене Логотской за предоставленные фотоматериалы.
2. Салеп – Orchis и мука из его клубней. Через нем. Salep – то же… из араб. sahlab – то же (Фасмер 3: 549).
3. Так, фитоним завязный корень относится также к растению горец аптечный Polygonum bistorta L. (Моск., Арх.), который широко используется от расстройства желудка (Анненков 1876: 264), к лапчатке прямостоячей Potentilla tormentilla Schrenk. (Моск.); ср. тж: “В простонародии корень завязника дается внутрь от застарелого поноса и кровотечения из матки” (при укр. завязник ‘узик стоячий Tormentilla erecta L.’ (= Potentilla tormentilla Schrenk.)) (Анненков 1876: 271; Августинович 1853: 73-74).
4. Ср. змеиный укус (Вят.), змеиный скус (Перм.) ‘вероника Veronica latifolia L.’ – по короткому, как бы скушенному стеблю (Анненков 1876: 377, Демич 1899: 1169).
5. О языковой связи змеи и пестроты в балто-славянской модели мира см. Невская 1986: 152.
6. Ср.: “Ускопить – то же, что оскопить. Вероятно, тоже по употреблению для заживления ран. В Нижег. губ. ускопом называется всякая внутренняя болезнь, происходящая от ушиба” (Анненков 1876: 242). Ср. тж.: “Ускоп, немощь мужа, неспособность от напуска, порчи знахаря” (Даль 4: 511).
7. Ср.: “Слово комоница [в разных говорах – красная смородина, ежевика, поленика, морошка] производное от комонь ‘конь’ и значит собственно ‘конская ягода’” (Меркулова 1967: 220). Однако единственный контекст, где ятрышник упомянут в связи с лошадью, таков: “Ятрышник. Кукушкины слезы. По народному преданию, ятрышнику приписывают свойство делать бег лошади быстрым и неутомимым; для этого к овсу нужно примешать горсть ятрышника, изрезанного в мелкие кусочки и перед тем временем, как ей нужно бежать, смазать брюхо и ноги оленьим жиром, а на шею привесить два волчьих зуба” (Забылин 1996: 430). Возможно, впрочем, что это поверье объясняется общеукрепляющими свойствами ятрышника. С другой стороны, для слова комоница отмечено значение ‘бесплодная женщина’ (б.м.) (СРНГ 14: 236).
8. Этот фитоним заставляет предположить, что растение могли применять при тяжелых родах, хотя прямых указаний на это нет. Однако и без имени Соломониды семантика руки как предмета, способного открываться, важна в ситуации родов; в частности, у македонцев в Охриде под именем рака од Пречиста (рука Богородицы) было известно растение иерихонская роза Anastatica hieroсhuntica L. Охридские турки полагали, что эта трава появилась в Назарете, где Мария родила Христа и оперлась рукой о землю. И турчанки, и македонки клали сушеное растение в воду и, когда оно распускала веточки, давали роженице пить эту воду (Ђорђевић 1958: 126); ср.: “Роженица пьет траву “рука Фатимы” или “Богородична рука”: как раскрывается эта трава, формой напоминающая руку, так раскроется и ее тело (ю.-слав.) (СД 3: 596).
9. Такая своеобразная форма могла вызвать и другие ассоциации: вымечко (Арх.) ‘ятрышник пятнистый Orchis maculata L.’ (Анненков 1876: 233), србх. vimenjak, чеш. vemeník, vemenník, výmeník, wémennik, wimennik ‘любка двулистная Platanthera bifolia L.’ (Анненков 1876: 260, Machek 1954: 297). Ср. тж. нем. Kuheuterchen ‘ятрышник дремлик Orchis morio L.’ (при Kuheuter ‘коровье вымя’) (Machek 1954: 298).
10. Подобные легенды известны не только славянам. Так, “из Тирольских Альп пришла другая легенда, в которой рассказывается, что молодая девушка покончила с собой от горя из-за неверности ее возлюбленного. Здесь бог также превратил ее в орхидею, светлые и более молодые клубни представляются, как рука преданной девушки, а более старый и темный клубень – рука ее неверного поклонника” (Berliocchi 2000).
11. По мнению Н.И. Анненкова, к ятрышникам и, шире, орхидным (“преимущественно родам Orchis, Platanthera”) относятся такие названия из травников, как кисарь, кокуй, кокус, куколь, кукоос(ь), а также изглас, имтелас, лас(ь), лосис(ь), лось (Анненков 1876: 161, 232, 233).
12. Некоторые авторы строят ту же этимологию и на материале русского языка: “Ятро – черево, нутро, шулята, ядра, яица – по форме корневых шишек” (Анненков 1876: 232). Ср.: “Согласно Соболевскому.., корень этого растения использовали как приворотное зелье, поэтому он толкует это название как “цветок ятрови” и производит от *jętry… Иначе объясняет это слово Ильинский.., который связывает его с диал. ятро “яйцо”.., ссылаясь на ядришник (Даль), которое связано с ядро” (Фасмер 4: 569).
13. Термин “кантаридный” происходит от названия способствующего эрекции вещества – кантаридина, вырабатываемого жуками, известными как шпанские мухи, которых также применяли в качестве стимуляторов половой активности (Головкин 1998: 23).
14. Здесь имеет место вышеупомянутое неразличение – у этого вида клубни пальчатораздельные.
15. Вероятно, здесь речь идет о разных видах ятрышников.
16. В этноботанике вообще и в фитонимике в частности остро стоит проблема разграничения устной и письменной традиции. Как недавно показала А.Б. Ипполитова, “нередко сведения из травников выдавались (намеренно или случайно) за устное поверье. Как следствие, поверья, характерные прежде всего для рукописных травников, до сих пор “прочитываются” рядом исследователей как факты устной традиции, а фитонимы, характерные для травников, включаются в диалектные словари (т.к. почерпнуты из публикаций, относящих поверья о соответствующих растениях к устной традиции) (Ипполитова 2006).
17. Пол. storczyk ‘ятрышник’ трактуется как мужской символ (его название происходит от sterczeć ‘торчать’ (С. Небжеговска-Бартминьска, из личной переписки).
18. С. Сухотин, комментируя замечание информантки о том, что ветки, срезаемые для обряда, должны быть “беспременно черемуховые”, считает интересным “обратить внимание на то, что кора молодой черемухи крапчатая” (Сухотин 1912: 98).
19. Вероятно, сюда же относится и название кукушкины слезки (Ряз., Зарайск.) ‘Aecidium Asperifolii Pers.’ (Анненков 1876: 11) – грибок из рода ржавченников (Uredineae), поселяющийся на листьях дерева.
20. Есть и другое мнение – что кукушка в данном случае не является звукоподражательным орнитонимом, а означает ‘кукла, чучело’, и возводится “к слав. *kuk-, далее к индоевропейскому гнезду *keuk-, развивающему представление о ‘кривизне, изгибании’. <…> При предлагаемом здесь понимании в упомянутом обряде крещения и похорон кукушки ритуальная фигурка птицы появилась вторичным образом” (Журавлев 2005: 770-771). Впрочем, А.Ф. Журавлев признает, что такое допущение осложняется существованием других обрядов с “птичьими” именами обрядовых символов – похороны соловушки, воробья (Там же: 771-772). Ср. тж. обряды без предметного символа с названиями гоньба утушки, провожать весну гагой, наряжать гагу; календарный символ “шуляк” (ястреб), кашубский обряд обезглавливания коршуна (Агапкина 2002: 646-648).
21. У курских переселенцев в Томской губ. в качестве обрядового символа использовался касатик русский Iris ruthenica “кукушкины слезки” (Красноженова 1914: 82; цит. по: Бернштам 1981: 185).

Валерия Борисовна Колосова. Ятрышник // Антропологический форум. 2007. № 6. С. 263-286.